Лучшее, чему может научить мертвый – это уметь умирать

В 2012 году еще считалось новинкой присутствовать на похоронах близкого человека по видеосвязи или когда шафер произносит речь, написанную на смартфоне. Сегодня оба эти события являются обычным делом, хотя, возможно, у нас еще не было возможности заказать похоронные услуги онлайн или запросить опцию видеоконференции на одном из этих ритуалов из-за невозможности передвижения. Похоронная индустрия прекрасно осведомлена об этих технологических достижениях, в которых некоторые компании в этом секторе являются пионерами, в то время как другие ограничиваются обновлением своего веб-сайта. Китайская компания по оказанию цифровых похоронных услуг Shanghai Fushouyun организовала в 2022 году похороны, на которых присутствующие могли попрощаться с умершим, который был цифровым способом «воссоздан» с помощью искусственного интеллекта и спроецирован на экран. «Мы надеемся дать понять живым, что смерть – это не конец жизни. Люди хотят использовать ИИ, чтобы вернуть умерших, потому что им нужно высвободить свои эмоции», – заявил исполнительный директор похоронного бюро в интервью Guangzhou Daily. Вскоре после этого он сам предупредил об опасности использования цифрового восстановления умершего, чтобы «утонуть» в эмоциях, которые должны были помочь облегчить страдания скорбящих. Цифровое воссоздание умершего члена семьи, чтобы попрощаться так, как нам хотелось бы, – это одно; использование этой цифровой реконструкции, чтобы притвориться, что он не умер, – это другое. Возможно, смерть – это не конец жизни – если мы верим в циклическое время возрождения или в вечную жизнь после смерти, – но это конец жизни, и никакие достижения ИИ не могут воскресить мертвых.

В 2014 году Европейский суд подтвердил право на забвение, которое ранее было признано Испанским агентством по защите данных (AEPD). Это европейское признание возникло по инициативе девяноста испанских граждан, когда они потребовали от Google права на то, чтобы определенная информация об их жизни исчезла из бессмертной памяти поисковика. Шошана Зубофф описывает этот эпизод как триумф права Европейского сообщества над одним из гигантов капитализма слежки: «Для отдельных лиц [Google] означал, что вся информация, которая обычно старела бы до забвения, теперь остается вечно молодой, выделяясь на переднем плане цифровой идентичности каждого человека. AEPD признало, что не вся информация заслуживает такого бессмертия. Есть кое-что, что следует забыть, потому что это то, что мы, люди, обычно делаем». Право людей на отдых после смерти еще не регулируется, но я не удивлюсь, если оно станет частью будущей юридической битвы. Я имею в виду не только право человека быть постепенно забытым поколениями, которые его сменяют, но и право быть мертвым и вести себя как мертвый: молчать, отсутствовать, отключаться.

Удивительно, но различные доступные формы «цифрового бессмертия» являются частью логики накопления информации. Я говорю о «бессмертии» так называемого «информационного тела» человека, то есть совокупности его цифровых следов или наследия, составляющего его цифровую идентичность. Невероятные идеи и оппортунистические коммерческие предложения смешиваются с честным отчаянием, рожденным от страданий, которые испытывает человек перед лицом потери своих близких. А также от ужаса перед собственным исчезновением и от желания оставаться всесторонне связанным любой ценой, даже завещая себя цифровому аватару, который заменит нас после смерти. Умереть уже недостаточное оправдание, чтобы молчать; исчезновение больше ни в коем случае не оправдано; быть мертвым не обязательно должно быть синонимом отключенности. В конечном счете, так называемые «неупокоенные мертвецы» (restless deads) – это мертвецы, согласующиеся с обществом живых, всесторонне связанных. Живой, всесторонне связанный, по определению, является встревоженным и сверхстимулированным существом; всесторонне связанный мертвец – это занятый мертвец, мертвец с социальной жизнью, мертвец, который отказывается покоиться. Всесторонняя связанность не делает различий между живыми и мертвыми, у нее есть связи для всех нас, гротескные облака, в которых еще не родившиеся общаются со своими умершими предками. Неутомимые мертвецы бросают вызов покою могилы и отправляют на прогулку традиционное желание «покоя с миром». Иногда это умершие, которым их близкие не позволяют роскоши отсутствовать. «Ритуалы, связанные с погребением мертвых, чтобы они отдыхали или покоились на кладбище в течение вечности, смещаются в сторону посмертного существования, которое становится все более беспокойным», – комментирует [исследователь] Бьорн Нансер (и компания): «Неупокоенные мертвецы возникают через эти гибридные интерфейсы цифрового и физического, материализуются в более живых формах средств массовой информации и эксгумируются внутри сети социальных и технических связей, ранее ограниченных биологической смертью, социальными институтами, географией кладбищ и физическим начертанием на камне». Неупокоенные мертвецы присоединяются к «занятому экстазу», о котором говорил Петер Слотердайк: «Работа, борьба, любовь, диалог – вот основные формы занятого экстаза. С этой точки зрения, занятость является синонимом существования, а противоположностью занятости будет не скука, а смерть». Экстаз занятого мертвеца, однако, ничем не уступает экстазу живого. Всесторонне связанный мертвец работает, борется, ведет диалог и любит. Прежде всего, он ведет диалог. Прогностическая инженерия генерирует новые разговоры, используя модель старых, и использует следы прошлого для прогнозирования новых маршрутов. Память скорбящего, со своей стороны, больше не должна прибегать к сырью прошлого: искусственное будущее служит ему связующей нитью для продолжения воспоминаний. Воспоминание о говорящей реплике теперь смешивается с воспоминанием об оригинале, который был воспроизведен – давно отсутствующем и молчаливом.

Кого нужно будет помнить, когда никто не захочет умирать? Мишель Фуко отмечал, что с XIX века в Европе произошла прогрессивная индивидуализация смерти, с переносом кладбищ на периферию городов. С цифровыми технологиями эта индивидуализация только возросла до крайних уровней, таких как веб-страница для поминовения умершего. Эта индивидуация также затрагивает домашних животных, наряду с новыми выражениями антропоморфизации смерти и, в целом, всего нечеловеческого: священники-роботы, которые служат похороны, и урны, содержащие пепел собаки или кошки, расположенные в гостиной их владельцев рядом с памятной фотографией животного. Как живые, так и всесторонне связанные мертвецы, похоже, согласны с тем «ужасом исчезновения», который лежит в основе цифровых спасательных кругов. Не идея передать «мудрость» мертвого будущим поколениям, не порыв мудростной щедрости, который сейчас технологии могли бы помочь нам реализовать, не цифровое сохранение личности для общего блага или для блага кого-либо, кроме самого себя, – будь то благо скорбящего, который отказывается смириться с потерей своего любимого человека, или благо самого умершего, который отказывается смириться с мыслью о том, что также наступит его или ее очередь отсутствовать. Лучшее учение, которое мертвый может оставить нам, дается не через аудиозаписи, видео или говорящие завещания, прикрепленные к QR-коду. Прежде всего, мертвый должен научить нас уметь умирать, что не является легкой задачей: это подразумевает умение уйти, замолчать и отключиться, не из-за дезертирства, эгоизма или отказа, а из чистой щедрости. Мы забываем, что пустота, тишина и отсутствие выполняют фундаментальную гигиеническую службу, которой каждый из нас должен способствовать из щедрости и уважения к тому, что должно произойти. Наши отношения с жизнью проявляются в ее собственном конце, а также в прощании с определенными людьми, без которых нам кажется немыслимым продолжать жить. Когда кто-то отчаянно цепляется за ситуацию, за живое существо или за идею, он не готов признать, что умение любить требует умения проигрывать или, по крайней мере, быть готовым научиться проигрывать. Упражнение отпускания, позволения самому дорогому отсутствовать от нас навсегда, – это то, что делает любовь не превращающейся в ад, учитывая конечность, из которой мы состоим из плоти и крови. Мы, конечно, можем предпринять враждебную борьбу против этой конечности, объявить войну нашей биологии и всей преходящей биологии, которая себя уважает. Это довольно проторенный вариант в настоящее время; на мой взгляд, грубое желание, замаскированное под революцию.

Ракель Феррандес (Ферроль, 1990) – философ. Этот отрывок является издательским анонсом книги «Цифровое бессмертие. Колонизировать планету Смерть» от Herder editorial, которая выходит 29 апреля.