Сари Нуссейбе, мыслитель с репутацией умеренного, выражает сожаление по поводу «мессианского» дрейфа Израиля и усиления ХАМАС, но по-прежнему считает мир неизбежным. Он верит в способность обоих народов к трансформации.

Красивый традиционный дом в Иерусалиме, где нас принимает Сари Нуссейбе (родился в Дамаске в 1949 году), свидетельствует о многовековом значении его семьи в палестинском обществе. Однако он гораздо больше, чем просто носитель известной фамилии.

Родившись через год после создания Государства Израиль в Сирии (его мать была одной из сотен тысяч палестинцев, бежавших или изгнанных с территории нынешнего Израиля), он получил степень бакалавра философии в Оксфорде, докторскую степень в Гарварде, возглавлял Университет Аль-Кудс в Иерусалиме с 1995 по 2014 год и недолго представлял в городе исторического палестинского лидера Ясира Арафата.

Но прежде всего он покинул академическую «башню из слоновой кости», чтобы активно участвовать в дебатах палестинского национального движения. Его контакты с израильтянами (несмотря на то, что он не смог выучить иврит из принципа), его неприятие насилия во время второй интифады и его спорное предложение о том, чтобы беженцы отказались от права на возвращение в нынешний Израиль (он считал приоритетным создание палестинского государства) вызывали критику.

В 2002 году он запустил мирную инициативу вместе с бывшим главой израильских спецслужб Ами Аялоном. Ее подписали 250 000 израильтян и 160 000 палестинцев, но со временем она была забыта. В 2004 году он получил Международную премию Каталонии за «решительное, смелое и взвешенное вмешательство в пользу мира».

Сегодня Израиль наносит тяжелые удары по Газе и использует голод как оружие войны. ХАМАС для многих палестинцев символизирует единственное возможное сопротивление. И у обоих народов надежда на мир достигла исторического минимума. Но для него мир по-прежнему неизбежен.

Не из-за «наивности» или приверженности своим прежним предложениям. Он сохраняет убеждение, что это единственный реалистичный и рациональный вариант. И что, как показали другие конфликты, он восторжествует над идеей о том, что палестинцы «как-нибудь исчезнут».

Вопрос: Вы говорите, что сейчас смутные времена…

Ответ: Я пришел к гораздо более смутному пониманию, чем то, с чего начал. Я вырос после [Шестидневной войны] 1967 года. Израиль перестал быть чужой сущностью, и я постепенно начал пытаться понять его. С возрастом вопросы постоянно возникают, и иногда ответы меняются.

Вопрос: И как они изменились?

Ответ: Даже понимая психологические последствия, которые этот удар оказал на израильское общество, оно трансформировалось: от многих положительных сторон, с которыми было возможно сосуществовать, теперь оно приняло мессианский или религиозный экстремизм. Это болезненный период. Мне грустно. Но я не думаю, что эта реальность продлится долго. Я оптимистичен из-за тех трансформаций, которые видел у обоих народов. Были времена, когда каждая сторона не могла переварить существование другой. И были времена, когда они видели возможность жить рядом друг с другом. Между 1948 годом [годом создания Государства Израиль] и шестидесятыми годами арабская сторона считала, что война — это «либо они, либо мы». Затем она поняла, что нужно сосредоточиться на достижении соглашения. Сегодня обе стороны снова чувствуют, что это экзистенциальная борьба.

Вопрос: Последние месяцы заставили вас усомниться в возможности общего будущего?

Ответ: Я все еще верю, что это может произойти, как только снова появится возможность. До тех пор цена будет очень высока. В том числе из-за того, как мы воспринимаем друг друга. Израильтяне видят в палестинцах террористов, а те, наоборот, видят во всех них демонов.

Вопрос: Пока в Газе было перемирие…

Ответ: Он не одинок. Он представляет мессианское руководство, цель которого — продлить свое доминирование и стереть образ палестинского народа как сильного претендента на территориальный суверенитет. Поэтому продолжение войны в Газе — абсолютный приоритет. Даже если он будет вынужден уйти в отставку, вероятность радикального изменения израильской политики крайне низка. Нам придется ждать лучших времен.

Вопрос: Естественным следствием ситуации в Газе не будет ли поколение, полное ненависти?

Ответ: Не обязательно. Мы, палестинцы, много прощаем. Если люди снова получат позитивное видение будущего, ситуация может медленно измениться.

«В ближневосточном конфликте есть только одна неизбежная вещь: в какой-то момент мы вернемся к здравому смыслу»

Вопрос: Что пошло не так, чтобы перейти от оптимизма 90-х к нынешней ситуации?

Ответ: С первой интифадой произошла важная психологическая трансформация. Критическая масса израильтян и палестинцев искала мирное соглашение. Оно не осуществилось, пришла вторая интифада, все рухнуло, и люди снова стали думать, что их надежда иллюзорна. С израильской стороны они подумали: «Если мы получим то, что можем, без вмешательства международного сообщества, никто нас не остановит. Если мы получим больше земли, возможно, палестинцы просто как-нибудь исчезнут». Это то, что сделала израильская правая. Палестинская автономия ослабла, и начал расти ХАМАС, что привело к событиям 7 октября.

Вопрос: Как разорвать этот цикл?

Ответ: Есть только одна неизбежная вещь: в какой-то момент мы вернемся к здравому смыслу. С палестинской стороны есть те, кто говорит, что насильственное сопротивление — единственный способ разорвать динамику, что переговоры доказали свою неудачу. В действительности ни насилие, ни доброта не приведут нас никуда.

Вопрос: Как вы воспринимали то, что вас называли предателем?

Ответ: Я знаю, что мне не нужно, чтобы кто-то описывал меня как предателя или националиста. Арафат уважал меня больше, чем других в своем окружении; когда я начал говорить о беженцах, я был прям и откровенен.

Вопрос: Вы имеете в виду ваше предложение отказаться от права на возвращение?

Ответ: Во время второй интифады меня вызвали. «Мы хотели бы, чтобы вы пришли поговорить с нами». Это было рискованно, но я знал, что не смогу спать, если не пойду. Я объяснил, почему считаю, что это лучший вариант. В конце концов, трое главных сказали: «Мы совершенно не согласны. Нам даже противно. Но мы действительно уважаем вас за то, что вы пришли защищать это; наши лидеры в Рамалле говорят то же самое, но за нашей спиной».

Вопрос: Трудно найти людей, поддерживающих руководство в Рамалле.

Ответ: Одна из проблем с Палестинской автономией, особенно с Абу Мазеном [президентом Махмудом Аббасом], заключается в том, что он не стремился быть близким к народу. Он как император в своем дворце. Вы можете хорошо проводить время, но это означает, что на самом деле вы никому не нравитесь.

Вопрос: Это то, что способствует популярности ХАМАС…

Ответ: Он очень популярен. Это естественная реакция, многие чувствуют себя беспомощными, и когда кто-то из их числа восстает против монстра и бьет его по лицу… Но постепенно люди начинают видеть дальше. Даже в Газе люди простят. И если им дать реальную надежду на будущее, мы сможем двигаться в правильном направлении. Я чувствую, что это уже происходит, медленно. Это произойдет. Надеюсь.