Свобода, страх и старый разговор

Признаю себя виновным:

Как и многие, я тоже был удивлен авторитарным (но это слово слишком слабо) креном правительства Трампа, этого режима хулиганов, который за три месяца превратил американскую республику в плутократию с мафиозным поведением и организованной ксенофобией. И, честно говоря, у нас не было особых оснований для удивления, ведь то, что произошло за эти три месяца позора — полное разрушение гражданских прав и личных свобод, преследование граждан по идеологическим мотивам, исчезновение некоторых из них — является частью подспудного течения, которое всегда существовало. Как будто зверь вырвался на поверхность: ошибка думать, что это что-то новое, симптом нашего печального времени, когда на самом деле мы имеем дело с фашизмом из учебника, который зрел почти столетие.

Новости поступают непрерывно, и трудно быть в курсе. Это часть стратегии, которую печально известный Стив Бэннон, звездный идеолог новых правых во всем мире, памятно назвал «затоплением зоны дерьмом»: производить столько потрясений, что ни у СМИ, ни у бедного беззащитного гражданина не будет времени их получить, понять и отреагировать на них, что является первым шагом любого сопротивления. Нам уже кажутся старыми эпизоды с Махмудом Халилем, студентом Колумбийского университета, похищенным агентами, которые сначала отказались представиться или назвать обвинения, или с Румейсой Озтюрк, в наручниках на улице, на виду у вездесущих камер, и насильно посаженной в машину без опознавательных знаков. Где они сейчас? Что с ними случилось? Нет времени спрашивать, потому что внимание переключилось на другие вещи. Например, на то, о чем на днях писала газета The New Yorker: об аресте в Нью-Мексико 48 человек, о которых власти ничего не сообщали в течение нескольких дней, не только держа своих родственников в неведении и тревоге, но и намеренно саботируя усилия правозащитных организаций. И во многих случаях правительство — иногда Трамп, иногда его приспешники — бездоказательно заявляло, что это опасные преступники, и даже использовало реальную боль реальных жертв, чтобы создать впечатление, что каждый мигрант — преступник.

Я часто вспоминаю разговор, который у меня был 15 лет назад, в том мире, столь отличном от нашего, каким были годы Обамы, с писателем Э.Л. Доктороу, чьи проницательные вымыслы не раз были посвящены размышлениям о темных сторонах американского общества. Доктороу говорил мне об уровне иррациональности, который он ощущал вокруг себя: республиканцы, которые беззастенчиво лгали о реформе здравоохранения, или называли Обаму социалистом, или обвиняли его в связях с Аль-Каидой. Я рассказал ему о речи писателя Синклера Льюиса — да, того самого автора предостережения в форме романа «Этого не может случиться здесь» — который в сороковые годы пытался защитить Франклина Делано Рузвельта от нелепых обвинений Республиканской партии, самые шумные члены которой называли его диктатором и (опять же) социалистом. Я спросил его, является ли этот старый иррациональный экстремизм тем же иррациональным экстремизмом, что и сегодня. И теперь я позволяю себе полностью переписать его ответ, потому что я перечитал его в свете того, что с нами происходит, и не смог избежать дрожи.

«Правые сегодня сильно отличаются», — сказал мне Доктороу. «У них есть большой доступ к СМИ. По радио ругают Обаму, по телевидению тоже. Но я не знаю, произошли ли какие-то изменения. Когда я был ребенком, в Мэдисон-сквер-гарден прошел марш в поддержку нацизма, и люди ходили с свастиками на рубашках. Был известный правый священник, отец Когвин, у которого было огромное количество последователей. Был Чарльз Линдберг, глава группы под названием America First (Филип Рот написал об этом целую книгу). Потом был антикоммунистический пыл пятидесятых, серая эпоха в жизни Соединенных Штатов. Правым всегда было легче достучаться до людей. Психолог Вильгельм Райх сказал, что ум среднестатистического человека устроен для фашизма: правым гораздо легче достучаться до этой допотопной стороны людей, их страхов, их тревог, чем левым пытаться взывать к разуму. Я не говорю, что в левых нет иррациональности, конечно. Но во внутренней динамике этой страны правые всегда взывали к страхам людей».

Надо было бы составить список всего того, чего Доктороу не увидел, но о чем невольно говорит в своем ответе. Следует начать с упоминания America First, комитета, созданного двумя миллионерами при поддержке печально известного антисемита Генри Форда. Доктороу упоминает об этом, даже не представляя отдаленной возможности того, что будущий президент может с гордостью вернуть этот лозунг для создания целой правительственной программы: America First Дональда Трампа, которая родилась в его предвыборных речах 2016 года, вернулась в эти дни с большей силой, чем когда-либо, и используется не только для оправдания тарифов, которые перевернули мировую экономику с ног на голову, но даже для защиты непристойного сближения Трампа с российскими интересами в войне на Украине. Следует также поговорить об эксплуатации страхов и тревог граждан, которую Доктороу ясно указывает, и невозможно не спросить себя, что бы он подумал об этой стране, где гаитянские иммигранты едят домашних животных людей, где любой, у кого есть татуировка, является де-факто членом Tren de Aragua, и где говорить по-испански стало — благодаря тщательно разработанной кампании ксенофобской пропаганды — первой причиной для недоверия.

Но из всех слов, которые Доктороу сказал мне в тот день, 15 лет назад, я обращаю особое внимание на связь между крайне правыми и средствами массовой информации. Доктороу не знал социальных сетей Маска и Цукерберга, этих рупоров иррациональности, этих клоак насилия и нормализованного фашизма. X и Facebook (а также YouTube и даже Spotify) не только стали излюбленной платформой крайне правых, но и запрограммированы на это: потому что алгоритмы отдают предпочтение ненависти и лжи, которые выгодны, потому что дают больше кликов, чем правда и умеренность, и которые, кроме того, заключают пользователя во вселенные страха и тревоги, которые являются сырьем для расистской радикализации и ксенофобского национализма. Алгоритмы помещают гражданина в постоянно угрожающую реальность и дают угрозе лицо и имя: темнокожий мигрант. И напуганный гражданин, гражданин, живущий в сфабрикованной вселенной риска и страха, медленно теряет способность отличать фабрикацию от реальности. Со страхом принимаются худшие решения, добровольно отказываются от некоторых свобод, легче оправдываются нарушения свобод других. Это Соединенные Штаты Трампа: общество, которое больше не является свободным.

Хуан Габриэль Васкес — писатель. Его последняя книга — «Имена Фелисы» (Alfaguara).