В нескольких словах
Бонни Хониг, известный политический теоретик и феминистка, призывает к активному сопротивлению диктаторским тенденциям и защите прав меньшинств. Она подчеркивает важность конфликта и несогласия в демократии, а также необходимость сосредоточиться на позитивных изменениях и моделях для подражания, таких как Бразилия и Южная Корея.
Бонни Хониг (Монреаль, 1959)
Бонни Хониг (Монреаль, 1959) – известный политический теоретик, малознакомый в России. Ни одно из ее эссе, а их около десятка, не было переведено на русский язык. Тем не менее, эта феминистка и профессор Университета Брауна в Род-Айленде является сторонницей гражданского неповиновения и протеста, которые она считает необходимыми характеристиками демократии, названной ею «агональной», то есть придающей важное значение несогласию. Хониг, имеющая также американское гражданство, публиковала эссе вместе с Джудит Батлер или Адрианой Кавареро и затрагивала такие вопросы, как роль общественных структур – школ, библиотек, плотин – в формировании нашей идентичности или какие выгоды мы получаем от иммиграции. В своей язвительной манере она также анализировала, чего можно достичь благодаря феминистской критике, и после первой победы Дональда Трампа изучала удар, который его победа нанесла всему движению за равенство («Shell-Shocked: Feminist Criticism after Trump», «Потрясенные: феминистская критика после Трампа»).
Мы встречаемся серым февральским утром в стерильной комнате Автономного университета Мадрида, куда Хониг была приглашена для выступления на тему «Демократия, феминизм и язык». Она приветлива и, как и большая часть планеты, переваривает дистопию, пришедшую вместе с Трампом.
Вопрос: Первые 100 дней правления Дональда Трампа были головокружительными. С чего начинается сопротивление?
Ответ: Уже идет определенное юридическое сопротивление, в США политика основана на законах. Были и демонстрации, просто они не попали в крупные СМИ. Это не тот великий Женский марш 2017 года, я думаю, сегодня есть опасения, что еще одна такая мобилизация станет предлогом для отправки армии. Созываются небольшие протесты, демонстрация транс-людей для транс-людей или чернокожих для чернокожих. Нужно держаться вместе и поддерживать друг друга. Молчание может стать соучастием и усилить диктаторские тенденции. Сейчас посещение протестов, даже небольших, действительно важно. Достигла ли я чего-нибудь? Скорее всего, нет, но мы знаем, что демонстрации напоминают о том, каким может быть мир.
Вопрос: Вы отстаиваете конфликт в политике. Считаете, что его не нужно замалчивать.
Ответ: Большая часть работы в политической теории направлена на то, чтобы сделать столкновения ненужными. Устанавливаются правила и определяется, что является приемлемым. Но тогда зачем нам политика? Не стоит искать способы избавиться от этого напряжения.
Вопрос: В книге «Political Theory and the Displacement of Politics» («Политическая теория и вытеснение политики») вы перевернули теорию делиберативности и консенсуса Канта и Ролза. Что вас вдохновило?
Ответ: Чтение Ханны Арендт заставило меня думать по-другому. Она разделяет человеческое состояние на три части: мы существа, которые создают долговечные вещи, и мы также являемся политическими акторами. Мы разные – в перспективах, поле, расе, – но в то же время равны. И это вызывает трения и приводит нас к политике. Напряжение – вот что определяет, кто мы и какие мы.
Вопрос: Вернемся к настоящему моменту. Есть ли какие-нибудь идеи слева, которые вам понравились?
Ответ: На столе лежит предложение о создании теневого кабинета [он уже существует в Великобритании, Канаде и Новой Зеландии], системы, которая помогла бы нам увидеть, как другая партия подошла бы к тому, что решает правительство. Способ легко проверить разницу между тем, что запускается, и тем, что должно делать адекватное демократическое правительство.
Вопрос: Это обсуждается в Демократической партии, которая, кстати, не особо шумит.
Ответ: Она слишком долго была похожа на пустую оболочку. Посмотрите, в какой мы заварухе, и не появляется никакого лидерства. Правда, в США принято, чтобы бывший президент немного молчал, не его очередь говорить. Но Трамп этого не соблюдал. Он разработал план, и теперь мы видим его влияние.
Вопрос: Мы живем в дистопии. В США, конечно, но и за их пределами.
Ответ: Мы не понимали, как быстро и анархично все будет с Трампом. Они срезают углы, используют небольшое большинство, которое у них есть, чтобы назначать людей, которые напрямую представляют угрозу национальной безопасности, и таким образом получать доступ к конфиденциальной информации; хотя иногда я думаю, что эта информация должна быть обнародована. Они хотели быть очень эффективными очень быстро. Демократы могли бы делать то же самое, но этого не происходит. С Трампом дело в том, чтобы выжить, а не в том, чтобы организоваться, когда власть вернется. Он все переворачивает. От смешного до возвышенного. Как будто мы йо-йо.
Вопрос: Вы заметили этот подъем самого крайнего патриархата. Что такого в гендере, что вызывает столько злобы?
Ответ: Я не знаю, есть ли у меня что-то проясняющее, почему эти течения приземляются на гендер, почему патриархат и женоненавистничество, а не какая-то другая форма господства. Но я вижу, что в мире, где передача образа жизни от одного поколения к другому не так предсказуема, как раньше, где люди воспитывают своих детей в умирающих городах, а затем потомки должны переезжать, чтобы получить работу, и семья ослабевает… В итоге возникает социальный страх потери, который материализуется в фантазии о том, что кто-то готовит их детей к тому, чтобы они стали гомосексуалистами или трансами, инопланетными существами, людьми, сексуально отличающимися. И наши дети – инопланетные существа. С того момента, как у вас появляется ребенок, вы пытаетесь понять, что происходит у него в голове. Но иногда они посещают другое место и находят там это сообщество. Это не превращение из гетеросексуала в гея. Это просто принятие того, с чем ты борешься внутри и чем не можешь поделиться со своей семьей.
Вопрос: Что повлечет за собой заявление Трампа о том, что существует только два пола?
Ответ: Структура, допускающая ужасное насилие. Он еще не запретил ни одному транс-человеку появляться на публике, но сделает это, мы не знаем, когда. Все это приводит к жертвам, молодым людям, у которых был возраст, чтобы испытать свою свободу, и теперь ее отнимают… На это ужасно смотреть.
Вопрос: В Испании дебаты о транс-вопросах в феминизме, к сожалению, зашли в тупик.
Ответ: Любой, кто бьет по меньшинству, которое едва ли может найти место для своего существования, находится на неправильной стороне. Существует много трудностей и насилия, связанных с требованием, чтобы люди оставались на своем маленьком участке. Любая политика, которая находит уязвимое сообщество и вкладывает средства в усиление его уязвимости, не является демократической политикой.
Вопрос: Следующий удар Трампа вот-вот произойдет. Как вы советуете реагировать?
Ответ: Знаете что? Давайте притворимся, что Трампа не существует, и займемся своим делом. Что было бы, если бы мы больше никогда не произносили его имени? И у нас не было времени поговорить о политических моделях, которыми я восхищаюсь, которые изменились. Сейчас это модели Бразилии и Южной Кореи [которая в считанные часы отменила военное положение, введенное президентом страны Юн Сок Ёлем]. Это сегодня модели для подражания.
