
В нескольких словах
Сын немецкого офицера СС, разбирая вещи родителей, случайно обнаружил документы, раскрывающие неизвестные детали нацистского прошлого отца, включая его службу в СС и должность судьи в Риге во время войны. Эта история поднимает вопрос о замалчивании нацистского периода в немецких семьях и о том, как последующие поколения сталкиваются с этой тяжелой правдой.
Молчание, царившее в немецких семьях после Второй мировой войны, оставило глубокий след в обществе страны, вынужденной учиться жить со своей историей. Как объяснить детям ужасные преступления, совершенные во времена нацизма? Большинство немцев были теми, кто просто "шел по течению", поддерживая режим.
После войны никто не хотел задаваться вопросом, что бы произошло, если бы они не поддались влиянию. Родители не говорили об этом с детьми, разве что с внуками. Однако даже сейчас, спустя десятилетия, говорить об этом непросто. Никто не сомневается, что без миллионов таких "попутчиков" ни Гитлер, ни его сторонники не смогли бы совершить геноцид такого масштаба.
Эта тема вновь становится актуальной, когда при разборе квартир бабушек и дедушек или родителей обнаруживаются неожиданные документы. В случае 79-летнего Ханса Грэзера он знал о нацистском прошлом своего отца в СС, но не более того. Поэтому он не мог не удивиться, найдя множество ранее неизвестных ему документов в конце прошлого года, когда его 101-летняя мать переехала в дом престарелых, и пришлось освобождать их дом в Гейдельберге.
«Я никогда не видел этих документов. Ни членского билета СС, ни отчета о денацификации…», — рассказывает он в своем доме, перелистывая разложенные на столе бумаги. Среди них — Ahnenpass, документ, подтверждавший арийское происхождение, или Крест Военных Заслуг, подписанный самим фюрером. «Тогда я узнал, что он был членом нацистской партии», — говорит Ханс о находках в одном из ящиков отцовского письменного стола. «Я знал, что он был в Риге [столица Латвии]. А также, что он был судьей Областного суда. Но мой отец никогда не рассказывал мне, чем он занимался в Риге во время Второй мировой войны. Это то, о чем всегда говорят: родители не говорили с детьми», — комментирует он.
Грэзер, которому 79 лет, по профессии историк-медиевист. Для него было сложно осознать, что его отец находился в Риге с 1941 по 1944 год как часть нацистской машины и никогда не говорил с ним об этом. В этом районе совершались массовые убийства, такие как резня в Румбуле, где было убито около 25 000 евреев. Поэтому, когда он сейчас обнаружил, что его отец покинул (конные подразделения) в 1939 году, поступив в Вермахт, как назывались Вооруженные силы нацистской Германии, он не понимает, почему тот это скрыл.
«СС всегда считались элитой. И в этом смысле, возможно, он говорил, что не хочет знать ничего о нацистской партии, которая казалась ему слишком вульгарной», — размышляет Ханс о мотивах своего отца, который умер в 2009 году в возрасте почти 99 лет и никогда не говорил на эту тему.
«Похоже, он занимался только гражданскими делами. Но, конечно, каждый там, даже если он сам не стрелял, должен был знать, что происходит». Для Грэзера «трудно» столкнуться с этим прошлым. Как спросить отца, видел ли он или был ли причастен к каким-либо из этих ужасных преступлений?
С матерью он иногда говорил об этом времени. «Но меня всегда поражало, насколько она наивна», — признает он. «Моя мать, которая не узнала о преступлениях, совершенных во время Третьего рейха, до самого конца, совершенно не интересовалась этой темой и полностью ее вытеснила», — добавляет он.
Его мать, Маргарете Грэзер, сейчас живет в доме престарелых в городе Вайнхайм, где проживает ее дочь. Ей было 22 года, когда закончилась война, и она была беременна своим первым сыном, Хансом, которого назвала в честь мужа, потому что в сентябре 1945 года не знала, жив ли он. Ребенок был зачат во время последнего отпуска, который солдаты получили на Рождество 1944 года, когда они и поженились. «Почти все мои школьные товарищи родились в сентябре, как и я», — вспоминает Ханс как любопытную деталь послевоенного времени.
«На первое Рождество после войны ему впервые разрешили написать письмо из тюрьмы», — объясняет Маргарете Грэзер, сидя в своей комнате в доме престарелых. «Тогда мы точно узнали, что он жив и находится в американском плену», — добавляет она. С этого момента ее мужу, находившемуся в специальном лагере для высокопоставленных нацистов, разрешалось писать одно письмо в месяц до его освобождения в июле 1946 года. Письма приходили со следами порошка, который американцы использовали для проверки на наличие скрытых сообщений.
В то время она переехала жить к своей семье в старый дом бабушки в центре Гейдельберга после того, как американцы заняли их дом в Таубербишофсхайме. «Их не интересовала наша квартира в Гейдельберге, потому что она была очень старой и без центрального отопления», — вспоминает Маргарете Грэзер.
Ей трудно вспоминать прошлое. Она была девочкой, когда вступила в женское отделение Гитлерюгенда, членство в котором стало обязательным с 1936 года. «Мне нравилось быть частью группы из стольких девушек, потому что у меня были только братья. Мне нравилось петь с ними, заниматься спортом и так далее. Честно говоря, я жила в то время позитивно».
Затем она служила в обязательном Имперской службе труда (RAD), где молодые женщины в основном помогали в уходе за скотом и на полях. Она мало что помнит из тех лет, но говорит, что ей повезло находиться в спокойных районах. Она также не знает, как узнала об окончании войны, и утверждает, что не знала «об ужасах войны» до ее завершения. Ей трудно вспоминать. «Прошло очень много времени», — оправдывается она.
«В каком-то смысле мы не хотели в это верить. Мой муж, вероятно, знал больше», — признает она. «Расцвет Германии во время нацизма, так сказать, воспринимался как что-то хорошее по сравнению с предыдущим периодом, когда Германия переживала очень тяжелые времена. Мы ничего не знали о совершенных преступлениях. Те, кто их видел, были, я думаю, очень замкнуты и осторожны, когда говорили об этом. И в газетах, конечно, всегда публиковали только хорошее», — добавляет она.
Хотя после войны многие немцы скрывали свое нацистское прошлое, семья Грэзер всегда знала о своем. «Он немного рассказывал о своих поездках в Берлин или Ригу», — говорит его вдова. «Это были скорее формальные вещи, что он делал как юрист. Он не очень интересовался политикой. Как чиновник, он должен был вступить в национал-социалистическую организацию и вступил в СС», — признается она.
Его семья прочитала его воспоминания о той эпохе в мемуарах, которые он написал после выхода на пенсию. На протяжении 200 страниц он вспоминает, например, как в 1932 году впервые услышал Гитлера на митинге в Карлсруэ. «По содержанию он мало меня впечатлил, преобладала грубая полемика, но я стал свидетелем внушающей силы, с которой подогревались настроения слушателей», — подробно описывал он.
В 1938 году он переехал в Берлин. «У СС были особые задачи в Берлине. По крайней мере, половина службы состояла в формировании почетного караула на мероприятиях, в которых участвовал фюрер, в сторожевых службах, на парадах и тому подобном», — писал он. «Конечно, осенью 1938 года мне пришлось ехать с моим подразделением на партийный съезд в Нюрнберг, чтобы пройти парадом перед фюрером», — рассказывал Ханс Грэзер-отец.
В Берлине он также пережил события 9-10 ноября 1938 года, известные как Хрустальная ночь, когда тысячи еврейских предприятий, синагог и домов были атакованы СС, и было убито почти 100 евреев.
Его назначение судьей Областного суда в Берлине произошло на следующий год, почти одновременно с призывом на военную службу, поэтому он так и не приступил к фактическому исполнению обязанностей в немецкой столице. Поступив в Вермахт, он оставил СС, где дослужился до звания Роттенфюрер (командир отделения).
Он пережил капитуляцию Варшавы, участвовал в Битве за Францию, а после ранения в 1941 году был назначен в юридический отдел в канцелярии Рейхскомиссариата Остланд в Риге, где, по его собственным словам, занимался всеми не уголовными делами. В последние месяцы войны он был ранен осколком на Восточном фронте. Эти ранения, вероятно, спасли ему жизнь, потому что его эвакуировали на запад Германии.
Наряду с этими мемуарами, в которых он опускает любые упоминания о преступлениях, совершенных нацистами, его сын теперь имеет также документ, который отец приложил к отчету о денацификации, требовавшемся Союзниками для реабилитации. В нем он перечисляет свои должности и места пребывания до ареста 9 мая 1945 года и просит квалифицировать его как "попутчика" (Mitläufer). Он работал садовником на кладбище в Гейдельберге до 1949 года, когда снова стал судьей.
Это назначение привело к тому, что спустя годы его имя появилось в так называемой «Коричневой книге», в которой Германская Демократическая Республика (ГДР) обвиняла почти 1800 экономических и политических лидеров, генералов и адмиралов Бундесвера, а также высокопоставленных чиновников в их реальных или предполагаемых связях с нацистским режимом. Федеральное правительство Германии отвергло эту книгу как «коммунистическую пропаганду». Однако Ханс Грэзер, увидев свое имя, предложил досрочно выйти на пенсию, но его начальство не увидело причин для его отставки, и он остался на своем посту.
Сколько из своей истории он скрыл? Трудно сказать. Его семья теперь хочет запросить в Федеральном архиве Германии все имеющиеся документы, чтобы выяснить, совпадает ли информация с тем, что им уже известно, или есть что-то еще. Они из тех немцев, которые хотят знать правду. Не все хотят.