
В нескольких словах
Сирийский пилот Рагид аль-Татари, проведший 43 года в тюрьмах режима Асадов как политический заключенный, был освобожден после падения режима в декабре 2024 года. Его история стала символом стойкости перед лицом десятилетий заключения, пыток и произвола сирийской пенитенциарной системы при двух поколениях Асадов. Пережив множество тюрем и исторических событий за решеткой, аль-Татари сохранил внутреннюю свободу и теперь, на свободе, знакомится с разрушенной войной страной и мечтает о будущем.
Замок на двери камеры в тюрьме сирийского города Тартус скрипнул. «Ты свободен», — сказали ему. После 43 лет и 15 дней заключения пилот Рагид аль-Татари в свои 70 лет вышел под солнце свободным человеком. Он также стал сирийским политическим заключенным с самым долгим сроком тюремного заключения за плечами. В календаре стоял понедельник, 9 декабря 2024 года, когда ликование охватило тюрьму, где, осознав только что произошедшее падение режима Башара Асада, тюремщики решили освободить заключенных перед бегством. Рагид был одним из них.
Боевики исламистских группировок, объединенных под эгидой «Хайят Тахрир аш-Шам» (ХТШ), еще не достигли этой цитадели Асада с преимущественно алавитским населением, но кадры с бородатыми боевиками, освобождающими заключенных из печально известной тюрьмы Седнайя под Дамаском, уже облетели экраны всего мира. Башар Асад бежал на самолете в Москву, положив конец 24 годам своего правления и полувековой династии Асадов. По иронии истории, в 1981 году именно Хафез Асад, отец Башара, приказал заключить аль-Татари в тюрьму за подстрекательство других летчиков к дезертирству на своих истребителях.
Аль-Татари, которому тогда было 27 лет, был молодым и красивым пилотом — судя по сохранившимся фотографиям, — когда его товарищ, пилот Маамун Накар, посадил свой истребитель в Аммане, столице Иордании, в ноябре 1980 года, чтобы просить политического убежища. Накар бежал, чтобы не выполнять приказ бомбить свой родной город Хама во время протестов, возглавляемых сирийским отделением исламистского движения «Братья-мусульмане». Второй летчик, Абдельазиз Абед, также дезертировал. Несколько месяцев спустя аль-Татари был арестован вместе с другими пилотами. «Меня обвинили в сговоре с американцами, иорданцами и египтянами в дезертирстве пилотов сирийской армии. Все выдумано», — защищается он.
«Социальные сети преувеличили этот вопрос», — поясняет летчик, которого сирийская и международная пресса в последние недели представляла как «пилота, заключенного в тюрьму за отказ бомбить мирных жителей». «Я никогда не получал приказов бомбить мирных жителей, но я призывал своих коллег отказаться это делать», — отмечает он. «Я просто понял, что мы были инструментом режима [Асадов] для сохранения его выживания, а не для защиты страны». Аль-Татари пережил в заключении двух дезертировавших пилотов: Маамун умер от COVID-19 в Аммане в 2021 году, а Абдельазиз был расстрелян спецслужбами в 1993 году в засаде, когда нелегально проник на северо-восток Сирии.
«Я всегда был свободен здесь», — говорит Рагид аль-Татари, постукивая указательным пальцем по виску. С момента своего освобождения этот семидесятилетний мужчина с дружелюбным лицом путешествует по стране, навещая друзей, которых он встретил в тюрьмах, и открывая для себя Сирию, изуродованную последними 14 годами войны, бедности и бомбардировок.
Мужчина идет среди груд обломков в Аль-Машхаде, одном из районов города Алеппо, наиболее пострадавших от сирийской авиации по приказу Башара Асада. Аль-Татари снимает на свой мобильный телефон скелеты зданий, впервые осознавая масштабы разрушений в стране, которые ему описывали в заключении многие молодые заключенные после начала «тауры» (революции по-арабски) в марте 2011 года.
Он, сидевший в тюрьме во время правления Хафеза Асада, а затем его сына Башара Асада, уверяет, что условия в тюрьмах в оба периода были абсолютно одинаковыми. Только в тюрьме Сувейды у него могли быть «мобильный телефон и приличная кровать». Он не был женат «и четырех месяцев», когда его арестовали 24 ноября 1981 года. Лишенный свободы, он узнал, что станет отцом мальчика, которого его жена Сама назвала Ваэль и которого он впервые встретил в 1997 году, когда мальчику было уже 16 лет, во время свиданий. Он также овдовел за решеткой в 2018 году.
С тех пор он не видел своего единственного сына, который живет как беженец в Канаде и который через несколько недель «уладит свои документы», говорит Рагид, чтобы приехать и встретиться с ним впервые вне тюрьмы. Первым человеком, которого он посетил после выхода из тюрьмы Тартуса, была его адвокат Хадиджа Мансур, четвертый защитник за время его бесконечного судебного пути.
Интервью с аль-Татари, которое начинается в доме его друзей и продолжается на улицах Алеппо и в машине, постоянно прерывается звуком сообщений WhatsApp. Незнакомка спрашивает его, знает ли он что-нибудь о ее отце, арестованном в семидесятых. Прилагает черно-белую фотографию. «Совершенно не припоминаю», — вздыхает аль-Татари, к которому обращаются сотни сирийцев в надежде, что он видел живым кого-то из родственников, исчезнувших в застенках за последние полвека. Группы бывших заключенных просматривают тысячи фотографий с лицами более 100 000 пропавших без вести, чтобы опознать тех, кто пережил заключение, или подтвердить, что они погибли от пыток и болезней.
Аль-Татари прожил в неволе гораздо больше лет, чем на свободе. Он вспоминает, загибая пальцы: первые три года он провел в страшном центре содержания под стражей в Дамаске, известном как «Палестинский филиал». Именно там он подвергся самым жестоким пыткам, и с тех пор у него осталась легкая хромота на левой ноге, сломанной ударами дубинок. Там же он узнал о бомбардировках Хамы — резне, устроенной армией Хафеза Асада, которая в 1982 году унесла жизни более 20 000 человек менее чем за месяц.
За этими тремя годами последовал год в тюрьме Мезе (Дамаск), 15 лет в Пальмире, 10 лет в Седнайе и пять лет в Адре (обе на окраине Дамаска), шесть лет в южной Сувейде и последние три года в Тартусе, на побережье. Аль-Татари утверждает, что 95% заключенных Пальмиры были членами «Братьев-мусульман», и рассказывает, как они из тюрьмы стали свидетелями распада Советского Союза, исторического союзника Сирии.
В своем рассказе аль-Татари связывает каждую тюрьму с историческим поворотом в сирийской политике. В печально известной тюрьме Седнайя он пережил бунт заключенных в 2008 году, который длился почти шесть месяцев. Закаленный двумя третями жизни за решеткой, в 2011 году он принял в переполненной камере молодых людей, арестованных во время демонстраций. Крики боли, когда их тащили в пыточные камеры, вызвали бунт самых стойких заключенных. «Мы отказались от еды, стучали кружками в двери и угрожали бунтом, если их продолжат пытать», — уверяет он. Из этого конгломерата, прозванного «человеческой бойней», судебному фотографу Фариду Аль-Мадхану, до недавнего времени известному как Сезар, удалось бежать с 27 000 фотографий сирийских гражданских лиц, погибших со следами пыток.
Через шесть месяцев протестов и последующих арестов руководство Седнайи решило перевести старейших политзаключенных в тюрьму Адра, первую гражданскую тюрьму, в которую ступил аль-Татари. Он критикует международные санкции, которые, по его словам, «принесли пользу режиму [Асада] и обеднили население». Последствия ощущались и в тюрьме, уверяет он, где все расходы ложатся на плечи заключенных.
Его друзья — бывшие заключенные, такие как 38-летний Абдалла, с которым он делил камеру с 2013 по 2016 год вместе с еще 137 мужчинами в помещении, рассчитанном на 35 человек. Любимый всеми, ментальная и физическая стойкость аль-Татари превратили его в своего рода терапевта для сотен заключенных, с которыми он пересекался. Теперь он мечтает открыть школу живописи в Дамаске. Он хочет рисовать своих людей и улицы, по которым сегодня ходит со спокойным взглядом. «Я каждый день сбегал из тюрьмы, рисуя», — рассказывает он, пролистывая на экране мобильного телефона портреты, которые он нарисовал в заключении. Он не думает о том, чтобы снова пилотировать самолет, но уже через четыре дня после выхода из тюрьмы он безрассудно вел машину в хаотичном сирийском трафике. Чествуемый как герой по всей стране, лицо аль-Татари стало символом произвола тюремной системы Асадов, а также неповиновения их диктату.