В нескольких словах
Стиль президентства Дональда Трампа характеризуется одержимостью медийным вниманием, использованием политического спектакля, нарциссизмом и паранойей. Он соответствует образу «гипнотического демагога», манипулирующего эмоциями и создающего собственную коммуникационную экосистему. За этой театральностью, вероятно, скрываются традиционные политические интересы, а его действия направлены на деформацию демократической системы.
В стиле президентства Дональда Трампа выделяется несколько примечательных черт. Главная из них — одержимость привлечением максимального внимания СМИ. Буквально весь мир должен следить за его решениями; нельзя говорить или спорить о чем‐то другом; происходящее в Овальном кабинете должно стать частью нашей жизни, как еда или сон. Поддержание этой динамики постоянного вездесущия требует, естественно, использования всех трюков политики как спектакля.
И речь не только об экстравагантной постановке его решений с использованием уловок вроде таблицы с «меню» тарифов по странам или наименования его усилий «Днем освобождения». Столь пристальное внимание он привлек благодаря карательному характеру своих мер, жестокости, даже садизму, с которыми он предстал в роли вселенского вершителя правосудия, раздающего награды и наказания в зависимости от того, что он считает справедливым для своей страны. Трамп — как Моисей, представляющий миру скрижали своих заповедей, вдохновленных гневом Яхве. В данном случае он выступает представителем мстительной ярости против тех, кто якобы помыкал (push around) Соединенными Штатами, — это патологическая обида человека, чувствующего себя постоянно оскорбленным.
Гиперболический нарциссизм — результат как этой потребности всегда быть в центре внимания, так и абсолютного отсутствия эмпатии к другим. Это с одной стороны. С другой — параноидальная тенденция искать мнимых виновников бед родины: иммигрантов, прежний правящий класс, культуру woke, Китай, «глубинное государство» или даже бывших союзников, представленных как болезненные нахлебники, всегда готовые злоупотребить добротой старшего брата.
Здесь много от библейской традиции козла отпущения — выбора виновных, на которых можно возложить вину, чтобы восстановить якобы утраченное равновесие и национальное благополучие. В этом он не сильно отличается от других лидеров фашистского толка, чей дискурс почти без перерыва переходит от маниакально‐депрессивного описания трагического состояния страны к параноидально‐преследовательскому, полному ярости и обиды указанию на мнимых виновных, и завершается самовосхвалением и способностью нанести им заслуженное наказание с помощью чрезвычайных мер.
Трамп, возможно, лучше вписывается в категорию «гипнотического демагога», теоретизированную Петером Слотердайком, что не противоречит сказанному выше: лидер, использующий язык как инструмент эмоционального доминирования и прибегающий к «ритуализованной политической театральности». Этот профиль хорошо соответствует его способности использовать новые медиа для создания коммуникационной экосистемы, в которой затмение фактической реальности поддерживается почти исключительно возбуждением страстей. Но это также способствует недоумению и бессилию тех, кто стремится к рациональному когнитивному подходу.
Однако за всей этой театрализацией политики нельзя не думать, что скрывается традиционная игра интересов, свойственная любой политике; что вся эта бессвязная речь и необузданная постановка — не что иное, как чистая идеология (в ее строгом марксистском смысле простого сокрытия доминирующих интересов), направленная на их удовлетворение. Именно поэтому мы предпочитаем рассматривать феномен Трампа скорее в его профиле непредсказуемого дельца (dealmaker), чем просветленного или психопата. Единственное, что несомненно, — это то, что, по какой бы то ни было причине, достижение его целей проходит через деформацию основ демократической системы и разрыв со всеми условностями. В конечном счете, важнее всего то, что он решает, а не то, как он это представляет или почему он это делает.
