Почему Европейский Союз, кажется, движется вперед только от одного кризиса к другому? И почему знаменитая фраза одного из основателей ЕС Жана Моне «Европа будет создаваться в кризисах» ощущается как проклятие?

Прогнозы Моне оказались удивительно точными. С момента окончания Второй мировой войны и до сегодняшнего дня каждый серьезный вызов приводил к углублению интеграции. Финансовый кризис, едва не разрушивший евро, парадоксальным образом привел к укреплению единой валюты через спасательные программы для проблемных стран и создание Европейского механизма стабильности. Кризис, вызванный пандемией коронавируса, стал катализатором «гамильтоновского момента» для Европы — федерализации европейского долга, подобно тому, как Александр Гамильтон в 1790 году настоял на принятии федеральным правительством США долгов штатов.

Эти шаги к европейскому единству когда-то казались немыслимыми или неприемлемыми для многих, но были приняты, потому что не оставалось другого выбора. Произойдет ли то же самое сейчас с европейской обороной? Полномасштабное вторжение в Украину и потенциальная угроза отказа США от своих обязательств, озвученная Дональдом Трампом, выявили нашу собственную уязвимость.

Числа говорят сами за себя: 30 европейских стран НАТО сегодня инвестируют около 420 миллиардов евро в оборону, в то время как Россия — 129 миллиардов. Как возможно, что, тратя почти в четыре раза больше на оборону, мы не можем эффективно сдерживать потенциальную агрессию, а европейские соседи России опасаются возможного отказа США от защиты? Ответ очевиден: 30 небольших, разрозненных армий, каждая со своими командованиями, целями и структурами, гораздо менее эффективны в сдерживании, чем одна большая интегрированная армия с единым командованием, организацией и общими целями.

Отсюда следует, что Европе нужна не просто увеличение расходов на оборону, а настоящая оборонная интеграция — создание единой армии, как это давно предлагают ведущие европейские политики. Это касается не только военной угрозы, но и экономических войн, например, тарифной политики. И в том, и в другом случае внешние силы рассчитывают на нашу разобщенность. Пока мы едины, нас сложно победить.

Так почему же Европа страдает от «проклятия Моне»? Европейский проект — это революционное, амбициозное и срочное начинание XXI века. Он уникален, потому что объединяет государства с многовековой историей конфликтов, требуя от них уступить часть суверенитета ради общего блага. Но власть по своей природе стремится к расширению, а не к уступкам. Суверенитет уступается лишь тогда, когда этого требует безвыходная ситуация, вызванная кризисом. Именно поэтому Европа продвигается только через кризисы: они единственное, что может убедить власть в том, что отказ от уступки суверенитета равносилен самоубийству.

Означает ли это, что единство Европы неизбежно? Вовсе нет. История Европы свидетельствует о ее способности к саморазрушению.