Слушая объявление о назначении нового Папы, многие на мгновение могут испытать чувство, будто латынь по-прежнему является международным языком. Фраза «Annuntio vobis gaudium magnum; habemus papam» («объявляю вам великую радость; у нас есть папа») звучала по всему миру. Для многих ее латинское звучание, пусть и в специфической ватиканской манере произношения, напомнило о значимости этого древнего языка. Однако, даже при поверхностном знании латыни, мы часто схватываем лишь финальную часть объявления – «habemus papam», которую медиа с нетерпением переводят как «У нас есть Папа».

Технически перевод верен. В латыни для выражения обладания традиционно использовался глагол «habere» (откуда произошли французское avoir, итальянское avere), и именно он звучал при объявлении. Но здесь кроется нечто большее, особенно если взглянуть на эволюцию языков.

Не все языки, вышедшие из латыни, сохранили «habere» для обозначения владения. Например, в португальском, каталанском и испанском эту функцию взял на себя другой латинский глагол – «tenere».

В латыни существовали оба глагола: «habere» был более общим, а «tenere» (откуда испанское «tener») означал держать что-то в руках, удерживать. Однако со временем носители языка стали использовать «tenere» и для выражения обладания, поскольку держать объект в руках стало ассоциироваться с контролем и владением. Языки, как и политические партии, не терпят двойного лидерства. Если два элемента выражают одно и то же, они либо специализируются, либо один вытесняет другой.

Именно это произошло в испанском языке. В то время как оба глагола сосуществовали, «haber» стал использоваться для абстрактных понятий (например, иметь надежду), а «tener» – для конкретных предметов (иметь шляпу). Но это разделение не было вечным. К XVI веку «tener» одержал победу и взял на себя почти все функции глагола обладания в испанском. Сегодня «haber» в основном используется как вспомогательный глагол («habían elegido» - они выбрали) или для выражения существования («hay papa» - есть папа, «hay un cónclave» - есть конклав), но не для владения.

Накопление функции обладания в одном глаголе не означает потерю смысловых нюансов. Просто теперь они выражаются по-другому. И эти нюансы важны. Увидев нового Папу после объявления, можно задуматься: сколько различных сил и групп активизируются вслед за «habemus papam», чтобы добиться своего «tenemus papam» – то есть получить над ним влияние, использовать его или управлять им?

Можно говорить о тех, кто стремится к должностям и прелатурам. О тех, кто идеологически хочет склонить Понтифика на свою сторону, чтобы повлиять на ход реформ, которые Католическая Церковь проводит с конца XX века, пытаясь сохранить связь с современным обществом. Но также стоит подумать о том, что может получить от этого Папы, имеющего американское происхождение и испаноязычную связь, сама Европа.

Папство – это не только духовное лидерство. Ватикан – это больше, чем просто государство. Избрание нового Папы открывает возможность для новой расстановки сил на международной арене. В контексте глобальных вызовов, этот Папа может стать важным голосом в мировой политике. В то время как Европа в последнее время кажется скорее объектом, чем субъектом влияния, обладание новым Папой дает шанс использовать эту фигуру для европейских интересов.