В нескольких словах
Мануэла Кармена, бывший мэр Мадрида, выражает разочарование в активистах, пришедших в политику. Она считает, что их негибкость и конфликтность, полезные в активизме, оказались губительны для реальной политической работы, требующей компромиссов. Автор отмечает, что многие из этих «новых политиков», часто ограничивавшихся онлайн-активизмом, исчезли с политической сцены именно тогда, когда возникли реальные угрозы, такие как подъем ультраправых сил в Европе.
«Разочарование» — именно это слово выбирает Мануэла Кармена, анализируя позицию тех, кто сначала выдвинул ее кандидатуру, а затем, с помощью избирателей, сделал мэром Мадрида. Разочарование — красивое слово, уходящее в прошлое, потому что для нашего времени характерно скорее «сожаление» (decepción), которое не только звучит резче и жестче, но и перекладывает вину на другого. Разочарование же — вещь личная: теряется что-то свое, иллюзия. И поэтому человек перестает быть наивным мечтателем (iluso). Именно такой она предстала в интервью Берне Гонсалес Арбоур по случаю выхода ее политических мемуаров — наивной мечтательницей в окружении разочарованных людей.
Кармена верила, что активисты станут хорошими политиками, но обнаружила, что они — худшие. Кто бы мог подумать, что люди непреклонные, воинственные и пренебрегающие чужим мнением окажутся столь же непреклонными, воинственными и пренебрегающими чужим мнением политиками? Не знаю, какое алхимическое чудо могло бы превратить апостола в прагматичного переговорщика, способного заключать сделки. Возможно, она обманулась духом того самого разочаровавшего и разочаровывающего Переходного периода [в Испании], когда такие чудеса случались повседневно. Но даже в 2015 году было ясно, что новая политика пришла не наводить мосты, а рыть окопы, и мы до сих пор сидим в них, все больше увязая в грязи.
Правда, часть того активизма была «диванной» и «телефонной», с политическими акциями, не выходившими за пределы Твиттера. Дело не в том, что не нужно было уходить в горы с оружием; не нужно было даже выходить на улицу с плакатами. Это была удобная форма участия с минимальными личными издержками и правдоподобными обещаниями власти и престижа. Возможно, поэтому к нему примкнули многие из тех, кто сейчас исчез, пребывая в растерянности и молчании.
Они штурмовали «небеса» — оштукатуренные потолки мэрий и министерств — чтобы наполнить их бесплодными ссорами. А теперь, когда монстры стали реальными, и «фашистами» называют уже не любого несогласного, а высокомерных, агрессивных и сильных ультраправых; теперь, когда фашизм пробуждается без маскировки, с расправленными когтями и открытой пастью, их нигде нет. Или хуже: они занимаются отрицанием, облегчая задачу разрушителям. Теперь, когда Европа сталкивается с очевидным экзистенциальным кризисом, те немногие, кто остался, достают из старых школьных папок наклейки «Нет НАТО» и демонстрируют их как щиты против реальности, такой же упрямой, как и они сами. Они вызывают не разочарование и не сожаление. В лучшем случае, немного сочувствия к явно добродушным. В случае упрямых и яростных — лишь вселенскую усталость.
