Искусство телевизионного интервью многогранно. Есть журналисты, которые ведут себя напористо, ставят собеседника в оборону и создают напряженную атмосферу. Такой подход может быть эффективным, если нужно разоблачить скрываемую информацию. А есть журналисты, которые кажутся дружелюбными, порой даже излишне запанибратскими. И именно в такой расслабленной беседе им удается заставить собеседника сказать то, что никогда не было сказано публично.

Дэвид Фрост, легенда телевидения Великобритании и США, был ближе ко второй категории. Его манера общения была изысканной и элегантной, он умел быть теплым и играл в невинность. Сам он предпочитал называть свои программы «беседой», а не «допросом». Тем не менее, Фрост умел ставить своих собеседников в затруднительное положение. Всемирную известность приобрела серия интервью 1977 года с Ричардом Никсоном, состоявшаяся через три года после его отставки из-за Уотергейтского скандала. Фрост заставил Никсона принести извинения американскому народу. «Я подвел народ Соединенных Штатов и буду нести это бремя до конца своей жизни», — признался бывший президент. Беседа, которую посмотрели 45 миллионов человек, произвела такое впечатление, что по ее мотивам был снят фильм «Фрост против Никсона».

Документальный сериал «Дэвид Фрост против...» возрождает память о покойном британском журналисте (1939–2013). Этот проект будет интересен не только специалистам в области коммуникаций. Через личность Фроста и его гостей перед зрителем разворачивается история увлекательной эпохи 1960-х и 1970-х годов, когда Фрост достиг пика своего влияния. В то время его прозвали «Капитаном Джет Лаг», потому что он мог записывать несколько программ за неделю, часть из них в Лондоне, часть — в Нью-Йорке.

Фрост не ограничивался ролью наблюдателя и вопрошающего: он сам был участником событий. Он сопровождал The Beatles в поезде, был рядом с Мохаммедом Али, когда тот нокаутировал Джорджа Формана и вернул себе титул чемпиона мира. Фрост ездил в Белфаст, чтобы поговорить с представителями противоборствующих сторон, и прямо говорил им о невинной пролитой крови.

Он был смелым, дезориентировал собеседников, каждое его шоу становилось небольшим событием. Он умел задавать острые вопросы, которые не задали бы другие. Он нарушал сценарий, выходил за рамки предсказуемого. Он приглашал своих гостей к диалогу с аудиторией. Во время разгара войны во Вьетнаме он собрал в студии вице-президента Никсона Спиро Агню и привлек самых ярких интеллектуалов для дебатов. Расиста-губернатора Алабамы он снова и снова перебивал, требуя объяснить проблему межрасовых браков, и выставлял его в невыгодном свете. При необходимости Фрост был готов дискутировать даже с дьяволом с этической точки зрения.

Первые три доступных эпизода сериала посвящены иконам популярной культуры: The Beatles, Мохаммеду Али и Джейн Фонде. Он встречался с Джорджем Харрисоном и Джоном Ленноном в их «мистический» период после увлечения медитацией; Фрост разбирался в этой теме и успешно развивал ее. Музыканты из Ливерпуля нашли новый способ справиться с бременем славы и отказались от употребления наркотиков. Когда Фрост спросил Джорджа, жил бы он так же без своих денег, тот ответил: «Вероятно, жил бы лучше». В другом эпизоде он предложил Леннону и Йоко Оно создать искусство вместе с публикой: перформанс заключался в забивании гвоздей в доску. Еще раньше в его программе впервые прозвучала песня Hey Jude, когда The Beatles исполнили ее вместе со зрителями — это было их последнее телевыступление и одно из самых запоминающихся. В его программах звучало много отличной живой музыки: мы видим Нину Симон, Луи Армстронга, Роберту Флэк и других звезд.

Знаменитое интервью с Никсоном займет один из последующих эпизодов (два других будут посвящены Элтону Джону и конфликту на Ближнем Востоке). Но бывший президент США уже появляется в эпизоде о Джейн Фонде, которая была его своеобразной «немезидой». Актриса прошла путь от секс-символа до активистки борьбы против войны во Вьетнаме, что сделало ее объектом ненависти республиканцев. Мы видим ее, молодую и прекрасную, бросающую вызов политической власти, не задумываясь о последствиях. Поворотным моментом стало посещение Ханоя, за которым последовала общенациональная кампания, объявляющая ее предательницей. Эта кампания дошла до Конгресса и едва не привела актрису на скамью подсудимых. Из Ханоя Фонда даже обращалась по радио к американским солдатам с призывом прекратить сражаться. Фрост считал, что вставать на сторону врага — огромная ошибка, и сказал ей об этом, но при этом не отказал ей в возможности высказаться в своей программе. В его студии не «отменяли» никого.

Пожалуй, самый захватывающий эпизод посвящен Мохаммеду Али, с которым у Фроста сложились тесные отношения с момента их первого знакомства в 1968 году, когда боксер уже сменил имя Кассиус Клей, приняв ислам. Али — столь же сложная, сколь и магнетическая фигура, использовавшая свой успех на ринге для продвижения своих идеологических взглядов и заплатившая за это высокую цену. Он стал авторитетом для чернокожего населения благодаря своей яркой антирасистской риторике, для молодых хиппи — из-за отказа идти служить во Вьетнам (что стоило ему мирового титула и более трех лет карьеры), а для так называемого «Третьего мира» — за обличение империализма и колониализма.

С Али у Фроста были напряженные дискуссии о расовом конфликте. Уже в их первых интервью он упрекал его в высказывании о том, что все белые люди злы — фраза, которая не давала Фросту покоя. «Многие, возможно, злы, но все ли?», — спрашивал он. Али не отступал от своей позиции, утверждая, что существует коллективная ответственность за рабство и сегрегацию. «Мой враг — белый человек», — говорил он. Боксер также выступал против идеи интеграции, которая для него означала «дезинтеграцию» черной нации. Этот спор длился 34 года, потому что в 2002 году, в последнем из их многочисленных диалогов, постаревший и умиротворенный Мохаммед Али услышал тот же вопрос и ответил, что когда-то он так думал, но теперь нет. «Любой человек может быть злым. Это в уме, а не в цвете кожи». Журналисту потребовалось много времени, чтобы добиться от своего собеседника позиции, которую он считал правильной.

Фрост вел очень свободную журналистику, верную своим принципам. Он оставался активным, работая на BBC, а затем в англоязычном вещании Al Jazeera, вплоть до своей смерти в возрасте 74 лет от сердечного приступа. То, что показано в этом сериале о его лучших годах, создает впечатление, что тогда крупные социальные дебаты велись в публичном пространстве более открыто, чем в современном мире, таком черно-белом и яростном. Конечно, тогда не было Твиттера, простите, X. Но становится понятно, что то, что сегодня называют «культурой отмены», началось не вчера. И что Фрост мог бы многое предложить гражданам будущего.